Таня Гроттер и Исчезающий Этаж - Страница 22

– Герман! Лучше давай унесем собачку! – предупреждающе проворковала она, но самый добрый депутат уже вошел в раж.

– Отдай! – шипел он. – Ты, вермишель длинная! Чисто конкретно говорю! Ты на кого в натуре наехала?

Но не тут-то было. Рыча, такса уперлась лапами в стол и не отпускала. Вырывая листки, вспыливший Дурнев вскочил и стал раскручивать собаку над головой.

– Не надо! – взвизгнула Пипа, но было уже поздно.

Страницы с треском порвались, а Полтора Километра, загребая лапами, шлепнулась точно на голову ведущему.

– Мой парик! Выключай камеру! Она сорвет мой парик! – испугался Шмыгликов и, бестолково замахав руками, нечаянно толкнул стол.

Тяжелый стол ударил дядю Германа под коленки. Самый добрый депутат потерял равновесие и со всего маху плюхнулся на диван, просевший чуть ли не до пола.

А еще секунду спустя дядя Герман взвыл нечеловеческим голосом и подскочил к потолку.

– Я ранен! Ужасная боль! В меня стреляли снайперы! Хуже, я сел на иголку! – застонал он.

Тетя Нинель с Пипой кинулись к дяде Герману.

– Герман, не волнуйся! У тебя нет даже капельки крови! – осмотрев его, успокоила супруга тетя Нинель.

– В самом деле? А что же тогда меня укололо? – не поверил дядя Герман.

Но еще раньше, чем он это произнес, Таня вспомнила про золотую стрелу купидончика, спрятанную между диванными подушками. Если дядя Герман укололся этой стрелой, он непременно в кого-то влюбится, но вот в кого?

Тем временем с Дурневым определенно что-то происходило. Вначале он посинел, затем побагровел, затем перед глазами у него запрыгали пухлые красные сердечки, а в груди сладко закололо.

– Я умираю! Мне конец! – простонал он, сползая на пол.

– Снимай, снимай все, кроме меня! Это будет сенсация! – прикрывая ладонью лысину, крикнул Николай Шмыгликов бородатому оператору.

Такса Полтора Километра высунулась из-под стула и, выплюнув измусоленный парик ведущего, стала стаскивать с дяди Германа тапки. Она решила, что раз хозяин умер, тапки ему не нужны и в них можно теперь пустить слюни. Однако дядя Герман вдруг открыл один глаз и метко лягнул таксу ногой.

– Эй, помогите кто-нибудь подняться! – потребовал он у тети Нинели. – Мне что-то не умирается!

Оперевшись на руку жены, дядя Герман встал и недоуменно стал озираться по сторонам. Заметив в серванте свое отражение, самый добрый депутат сперва отпрянул, а потом смущенно заулыбался:

– Ух ты! Кто это такой хорошенький? Вон там! – обратился он к тете Нинели.

– Герман, что с тобой? Это же ты! – удивилась та.

– Я? В самом деле? – обрадовался Дурнев. – Как я рад! Какие у меня красивые глазки, какой правильный носик… А волевой подбородок? А ведь я еще наверняка и умный!

– Э-э… Ну да… – промямлила пораженная тетя Нинель.

Дядя Герман снисходительно потрепал ее по щеке.

– Я так и думал. Бедная толстушечка, уверен, ты без памяти в меня влюблена! В меня просто невозможно не влюбиться! Если хочешь, я немножко отойду, и ты будешь любоваться мной издали! Где-нибудь тут есть большое зеркало? – воскликнул дядя Герман и, размахивая ручками точно бабочка крылышками, упорхнул в коридор.

– Интересно, кто-нибудь сможет любить меня так сильно, как я сам себя люблю? – вопил он по пути.

За ним торопливо помчался оператор, Шмыгликов со всей свитой и Пипа с тетей Нинелью. В комнате осталась одна Таня. Она каталась по дивану от хохота, слушая, как дядю Германа пытаются оторвать от зеркала, а он восклицает:

– Тру-ля-ля! Идите смотреть, какой я красивый! А бровки? Бровок вы еще не видели! Эй, уберите этого лысого! Почему он бегает за мной с микрофоном? Кто-нибудь, дайте мне мухобойку! Этот тип мной плохо любуется!

Вслед за тем послышался громкий шлепок. Похоже, дядя Герман хлопнул ведущего ладонью по лысине. Николай Шмыгликов жалобно заверещал. Звукооператор и гример кинулись его защищать. В коридоре завязалась потасовка. На стороне дяди Германа сражались тетя Нинель и такса. Пипа в панике спряталась в шкаф и визжала.

Не прошло и минуты, как громкий топот ног по лестнице и торжествующее улюлюканье дяди Германа известили, что самый добрый депутат и его могучая супруга одержали нелегкую победу.

– Эй, девочка! – крикнул дядя Герман дочери. – Вылезай из шкафа! Ты видела, какой я сильный? Как я отважно дрался? И это все покажут по телевизору! Меня увидит вся страна! Кстати, где та страшная толстуха, которая тут всех расшвыряла? Так и быть, пусть мной полюбуется, хотя она и не в моем вкусе.

– Я здесь, Герман! – послышался низкий голос, и в дверях выросла тетя Нинель – красная как кумач и разъяренная как бык.

Расставив руки, она медленно надвигалась на супруга. Дядя Герман мгновенно оценил угрозу и трусцой помчался прятаться под кровать.

– Не поломай мне нос! С поломанным носом меня не возьмут в фотомодели! – в ужасе попискивал он.

Хохоча, Таня сползла с дивана на пол. Бывший кролик Сюсюкалка в очередной раз побил все рекорды! Интервью с ним точно будет незабываемым!

* * *

Оставшиеся до Нового года дни прошли довольно пресно – без каких-либо интересных событий.

Дядя Герман казался совершенно нормальным, во всяком случае, пока у него не начинали отбирать зеркальце. Пару раз он даже съездил в Думу и был ужасно возмущен, что им там плохо любовались. Скандальная передача прошла по телевидению, но шуму, вопреки ожиданиям, не наделала и карьеры не испортила – Дурнева и так уже воспринимали как шута. К тому же мысли у всех были заняты предстоящими праздниками.

Вскоре после полуночи, просидев пару часов у стола, а потом у телевизора, Дурневы отправились спать, многозначительно сказав Пипе, что завтра под елкой ее будут ждать подарки.