Все преподаватели, кроме Тарараха, которого Соловей попросил еще раз посмотреть Гоярына, толпились на верхней галерее Большой Башни.
Сарданапал, с благоухающими усами, с расчесанной бородой, негромко обсуждал что-то с Медузией. Профессор Клопп нетерпеливо семенил по галерее на своих тонких кривых ножках, то и дело поправляя висевшую на жилетке огромную иностранную медаль, которой, по слухам, наградил его великий Мерлин. По другим же слухам, эту медаль Клопп просто где-то нашел и забыл вернуть владельцу.
Зубодериха мечтательно улыбалась, поглядывая то вдаль, откуда должны были появиться бабаи, то в книгу диалогов Платона, с которым она была когда-то лично знакома.
Поклеп Поклепыч, одетый в новенький эсэсовский мундирчик (военный трофей 1945 года, память о взятии Рейхстага советскими войсками), был великолепно выбрит. Из расстегнутой кобуры у него торчал тугой свиток бересты с приветственной речью.
Завуч то и дело многозначительно похмыкивал и поправлял вставленный в глаз монокль. Рядом с ним из огромной бочки торчала голова русалки, которую он как-то ухитрился перетащить на Башню. Чтобы русалка не брызгалась, вода в бочке была лишь на самом дне.
Даже Безглазый Ужас, самый жуткий призрак Тибидохса, выплыл на стену в Инвалидной Коляске, которую он использовал, когда хотел нагнать на кого-нибудь особенный страх. Ужас нехорошо ухмылялся. На нем была заляпанная кровью рубашка, в каждой вене у него торчало по капельнице, а в рот ныряла резиновая трубка.
Никогда прежде призрак так кошмарно не наряжался. Таня подумала, что бабаев ждет незабываемая ночь. Поручик Ржевский тоже неплохо подготовился. Все ножи и кинжалы, торчавшие у него в спине, были начищены и наточены. Изредка безбашенный призрак как бы случайно приоткрывал принесенный с собой мешок, до краев наполненный динамитными шашками.
Под руку с поручиком, томно поправляя шляпку, прохаживалась Недолеченная Дама. Похоже было, что от предыдущего обморока она благополучно оправилась, а падать в новый было еще не время. Однако на всякий случай Дама то и дело поглядывала на часики, чтобы не упустить момент.
– Внимание, школа! Заклинание перехода сработало! Они летят! – донесся сверху зычный крик Сарданапала.
Таня встала на цыпочки, нетерпеливо всматриваясь в белые кучевые облака, которыми Тибидохс был обложен точно пуховыми подушками.
Когда стоявшие на стенах вконец уже потеряли терпение, из ближайшего к ним облака вынырнуло нечто, смахивающее на журавлиный клин. Бабаи летели в строгом порядке. Впереди тренер, в центре дракон, а по обе стороны от него с идеально равным интервалом десять игроков.
Мохнатые, широкоплечие, эти древние египетские полубоги ужасно походили на обезьян-бабуинов, разве что были повыше ростом и имели более осмысленный вид. Поджав под себя ноги, они сидели на небольших плетеных ковриках с кистями, скользивших по воздуху с поразительной и даже отчасти подозрительной стремительностью.
Вероятно, команды коврикам отдавались мысленно или голосом, поскольку руки у бабаев оставались свободными. По стене прокатился печальный вздох. Все игроки и болельщики Тибидохса мигом сообразили, что свободные руки дают бабаям неоспоримое преимущество. Попробуй поймать мяч, когда вторая рука вцепилась в смычок или в трубу пылесоса, а вот двумя руками – как нечего делать!
– Эх! – удрученно вздохнул Юрка Идиотсюдов. – Теперь понятно, почему их почти никому не удавалось разбить!
Подлетев к стене Тибидохса, тренер бабаев Амат – низкорослый, очень толстый, со свисавшими точно у бульдога щеками – оглянулся и что-то крикнул своим. В тот же миг все бабаи разом, как на параде, повернулись и стали облетать Тибидохс кругом почета.
Они летели нарочито медленно. Неподвижные, замершие как истуканы, они буквально приросли к коврикам, увешанным десятками небольших амулетиков.
– Знаем мы эти «почетные круги»! Запугивают! – сплюнув в сторону, негромко сказал нападающий Семь-Пень-Дыр.
Приблизившись к Большой Башне, бабаи уже без всякой команды резко взмыли вверх и замерли, позволяя облепившим стены зрителям рассмотреть своего дракона.
Дуся Пупсикова в ужасе завизжала. Да что там Дуся Пупсикова – даже Таня ощутила предательскую дрожь в коленях.
Египетский дракон был коричневатым, с небольшой мордой. Там, где она переходила в шею, ее защищали сросшиеся с головой костяные щитки с острыми наростами. Нижняя челюсть была намного крупнее верхней. Два острых и тонких клыка выступали вверх почти вертикально, немного приподнимая складчатую кожу верхней губы и мешая ей опуститься. Благодаря этому рот египетского чудовища казался приоткрытым, но не настолько, чтобы забросить туда мяч.
Зеленые, лишенные зрачков глаза дракона походили на два гигантских изумруда, которые то меркли, то ослепительно вспыхивали. Смотреть в них было опасно: голова начинала кружиться, а воля слабеть.
Склизская, явно пропитанная ядом чешуя светлела к брюху, становясь грязно-желтой. Огромные кожистые крылья, легко державшие дракона в воздухе, заканчивались несколькими острыми шипами, один из которых – верхний – был как наконечник копья. Длинный и гибкий хвост завершался костяным шаром размером эдак с небольшую кувалдочку, которым, безусловно, было бы крайне неприятно получить по макушке.
Но самым досадным открытием было не это. Обычные драконы обходятся только парой задних лап. Передние же лапы переходят у них в крылья. У этого же египетского звероящера лап было четыре. Длинные и сильные, они заканчивались мощными когтями – три впереди и один загибающийся сзади.